Критик

«Критик» — трехчастный фильм-биография о жизни Троицкого и героев его рецензий. Картина сделана так, что напоминает формат видео для YouTube: вставки интервью перемежает анимация, за кадром звучит голос «ведущего» — в этой роли выступил Владимир Боровой. История начинается в Ярославле, на Перекопе, где Троицкий родился и был крещен в Федоровской церкви, и заканчивается в Таллине, куда он вместе с семьей переехал летом 2014 года.

Айрапетов представляет Троицкого как феномен первого — и главного! — музыкального журналиста в СССР, которым роль просветителя, критика, продюсера была освоена еще в начальной школе. Пересказывать фильм не имеет смысла, его желательно смотреть, поэтому обратимся непосредственно к суждениям Артемия Кивовича.

О музыкальном голоде тогда и сейчас

«Если сказать окончательно честно, то голод мой слегка притупился. Но только слегка. То есть, я по-прежнему слушаю много музыки, и русской, и нерусской. У меня имеется еженедельная часовая радиопередача на „Радио Свобода“. Чтобы делать эту передачу, я продолжаю шерстить интернет, читаю журналы, выписываю интересную музыку и так далее. То есть, голод есть. Другое дело, что если раньше этот голод вел меня по следу и определял всю мою жизнь, то теперь мою жизнь определяет далеко не только он».

О ненависти к хэви-метал

«Я никогда не любил музыку в стиле хэви-метал, я ее слушал на уровне группы Black Sabbath. Потом, когда пошли всякие Judas Priest и Iron Maiden, я эту музыку слушать перестал. Русский хэви-метал, за исключением одной-единственной группы „Коррозия металла“, — это вообще идиотизм. Совершенно тупейшие группы. У „Коррозии металла“ музыка тоже тупейшая, но они, по крайней мере, веселые ребята с хорошим шоу. А все эти группы... Ничего гаже группы „Ария“ я в жизни не слышал. Кипелов там еще какой-то...»

О рэпе в России

«Рэп — не моя музыка, но я слежу [за ее развитием] вполглаза. Есть у нас несколько рэперов, которые мне очень нравятся, потому что я просто считаю, что они хорошие поэты. А некоторые даже еще и хорошие музыканты. Хороший и поэт, и музыкант, и вообще мой любимый рэпер, если его можно считать рэпером, — это Дельфин. Мне нравятся Нойз МС, Оксимирон, хотя лично его не знаю. Больше никого не припомню. Некоторые из них чудовищные. Я послушал Фараона — вообще не понял, что он поет. Еще там какие-то есть, я не помню их погонял. Я честно не могу понять. Люди произносят нечто однообразное, бубнят что-то косноязычное, при этом делают такие движения руками (поднимает руку вверх и начинает „качать“ — прим. ред.), и под ними качается пять тысяч четырнадцатилетних девушек. Это какой-то кошмар, по-моему».

О том, что все революции в музыке уже случились

«Боюсь, что музыка останется прежней. Как у Led Zeppelin: „The Song Remains the Same“. За последние 25 лет в музыке ничего великого не произошло. Все великие открытия уже сделаны. Я не думаю, что в музыке что-то эпохальное нас еще ждет. К сожалению, конечно. Все жанры будут жить, рок-н-ролл в том числе. В том числе и хэви-металл (зал смеется — прим. ред.). Все будет жить, вариться в своем соку, но рок-н-ролл должен жить, потому что никто еще не придумал музыки более активной, более агрессивной, чем рок-н-ролл. Не сочинишь ничего лучше. Новизны в этом никакой не будет».

О «рецепте успеха» для музыканта

«К счастью, во многом успех — дело таланта. Я считаю, что по-настоящему талантливые артисты, не говоря уже о гениальных, рано или поздно, с большими или меньшими потерями, если они не становятся успешными коммерчески, то становятся культовыми. Скажем, тот же Башлачев. В последние годы о нем более-менее знают, он дошел до людей. А второе — везение. В правильное время, в правильном месте, с правильными людьми [оказаться]. Я всегда старался фактор везения для талантливых людей увеличить».

О собственном везении

«Я никогда не занимался коммерцией. На всех концертах-фестивалях, которые проводил, не заработал ни копейки денег. Я всегда считал, что западло брать деньги у нищих музыкантов. Я никогда ничем не спекулировал. То есть, я спекулировал пластиками, это была уже совсем другая история. Я никогда не продавал билеты, я никогда не имел дела с арендами-ментами. Я все устраивал наивным, прозрачным образом: все добровольцы, все работают исключительно за водку и за поцелуи. Поэтому меня трудно было прихватить по тем статьям, которые для этого использовались. Моих знакомых, организаторов подпольных концертов, арестовывали, и они или садились, или становились стукачами. Или, скажем, Лешу Романова из группы „Воскресенье“ поймали и посадили за торговлю билетами. Жанну Агузарову посадили за то, что она пришла на Петровку, 38 с поддельным паспортом и поддельным студенческим билетом. За то, что просто собрались ребята послушать музыку, пусть эта музыка подпольная, не было такой статьи, чтобы сажать».

О музыкальной критике в России сегодня

«У нас есть очень хорошие ребята, которые прекрасно пишут. Я их всегда поддерживал, у меня никогда в жизни не было никакой ревности к музыкальным журналистам. Есть Максим Семеляк, сейчас, правда, о музыке не пишет, есть Денис Бояринов, есть Борис Барабанов в „Коммерсанте“, Андрей Бухарин. Бухарин в МГУ на журфаке преподает, где когда-то преподавал я. У нас есть музыкальные журналисты, которые хорошо пишут, и я очень за них рад».

О неприятии мата

«Я плохо отношусь к мату. Говорят: ну иначе не скажешь! Я всем говорю: у Высоцкого нет никакого мата в песнях. Ни у Высоцкого, ни у Башлачева. У Башлачева есть что-то — „Головой кивает *** из-под заплаты“. Больше ничего матерного у него не могу вспомнить. При этом [Башлачев писал] гениальные песни, правдивые, глубокие. Мат — это дешевый прием для дешевой покупки дешевой публики».

О том, что Троицкий скажет Путину, если встретит его

«Тут, конечно, можно было бы спросить что-то матом, типа „А ****?“. На самом деле, мне с ним все ясно. Нет такого вопроса, который я хотел бы ему задать. Я бы ему не вопросы задавал, а приказы отдавал. Типа „Пшел вон!“».

О том, какой год напоминает 2018

«Атмосфера в стране сейчас больше всего похожа на 1984 год. Могу точно сказать. Восемьдесят четвертый год, то есть, полный мрак. Война в Афганистане, в магазинах шаром покати. Вот сейчас атмосферка примерно такая».

О фильме Кирилла Серебренникова «Лето»

«Мое отношение к фильму „Лето“ положительное. Я считаю, все получилось так, как я думал. То есть, где-то в январе-феврале 2017 года Кирилл прислал мне и еще энному количеству людей сценарий, чтобы мы дали согласие на использование нашего образа в кино. Я прочел этот сценарий, сценарий мне не понравился. Я честно Кириллу ответил, что сценарий слабый, что не было на самом деле никакого романа между Наташей Науменко и Витей Цоем, что я там был, я знаю, что это не так (что романа не было — прим. ред.). Это какие-то романтическо-эротические фантазии Наташи Науменко. В то же время я дал согласие на использование моего образа в фильме, потому что я знаю, что Кирилл Серебренников — это выдающийся режиссер, я вообще поклонник его таланта. Я был уверен, что даже на основании такого беспомощного сценария он сможет сделать хороший фильм. Так оно и получилось. Это мюзикл, оценивать его как серьезное биографическое исследование жизни Виктора Цоя не следует».

Об ощущении свободы

«Свобода — это понятие абсолютное. Я могу нескромно сказать, что моя жизнь может тому служить подтверждением. Что внешние обстоятельства на свободное самоощущение человека влияют, но не в решающей степени. Жили мы в Советском Союзе — свобод было гораздо меньше, чем теперь. Сейчас пытается ситуация как-то соскользнуть в ту сторону, но еще далеко ехать, чему я счастлив. И мы были свободными людьми. Фильм „Лето“, насколько я помню из разговоров с Серебренниковым, он об этом. Что можно построить сказку, живя в клетке. Но лучше строить сказку, живя на свободе. Быть свободным посреди рабства — очень почетно, но тяжело и неказисто. Поэтому надо стремиться к реальной свободе. Я верю, что эта свобода над нами воссияет, в конце концов, пройдя долгий извилистый путь по болотам и лесоповалам».

Фотография Артема Салинова

Монолог о недостаточности работы по привлечению и удержанию туристов в Ярославле Виктор Волончунас произнес на торжественном заседании муниципалитета города 14 ноября. «Яркуб» приводит слова политика с незначительными сокращениями.

«Мне не совсем нравится акцент, что развитие туризма — это только древность, которую мы возродили. Этой древности за границей достаточно, она не тронута и не целована веками. Туристу есть, с чем сравнивать. Заниматься восстановлением культурного наследия нужно. Но обратите внимание: при подготовке к тысячелетию мы много сделали, чтобы туризм к нам пришел. Гостиниц настроили. А сейчас как они заполнены? Какая динамика? Что мы делаем?

Сейчас есть Ярославская Масленица, медведи, история, связанная с киноведением. Но если мы хотим, чтобы приезжали туристы, нужно туризм вообще разложить на категории. Деловой, спортивный, детский, для пенсионеров… И делать мероприятия, чтобы люди ехали.

Сейчас самый главный недостаток — не 600 тысяч бюджета на туризм. Их и не надо, этих денег. Дело в том, что нельзя уповать на статус столицы Золотого Кольца. Ну получили, и что? Что изменилось? Нельзя радоваться тому, что сейчас в Золотое Кольцо полезут десятки новых городов. Это конкуренты. Нам нужно четко определить свои задачу и позицию: а как туристов забрать себе и не отпустить? А то сейчас в 10 утра подходит теплоход, два-три часа в автобусе — и все, привет, Ярославль, поехали дальше. Так было и 10–15 лет назад.

Построить работу надо так, чтобы от января до января год был заполнен мероприятиями. Сейчас гостиничного фонда столько, что гостиницы уже пухнут от недостатка туристов. Они еле живут. Где-то всех посокращали, „Которосль“ на издохе. Мэрия должна взять ситуацию в свои руки, вот где нужен сейчас административный ресурс. Пока мы с этой главной задачей не справились. Отстали от развития города.

Не надо так инертно относиться к туризму. Дороги отремонтировали, памятники покрасили и надеемся, что все само придет. Ничего не будет! В других городах люди не дремлют. Все борются, так сказать, за покупателя».

Читайте также: «На развитие туризма в 2018 году Ярославль выделил 600 тысяч рублей».

Вопрос «Как смотреть кино» может показаться праздным. Купил билет в кинотеатр, запустил приложение или (не видит Роскомнадзор) скачал картину и смотришь себе. Можно попкорн пожарить. Но нет, это искусство не такое простое, и лучше всех рассказать о нем может кинокритик, которому приходится смотреть почти все, что выходит на экраны.

В Ярославль с лекцией на тему о том, как и зачем смотреть фильмы, приезжал Антон Долин. Киношкола MR.FILM подарила горожанам возможность лично увидеть кинокритика и столичного обозревателя, для которого кино — это не пустой звук. «ЯрКуб» внимательно выслушал Долина и записал основные тезисы его выступления.

Антон Долин считает, что если человек говорит, будто научит ориентироваться в фильмах как рыба в воде, то он соврет. И на то есть причины: сначала нужно самому разобраться в предмете, а это невозможно.

— Никто не обязан знать все, а ученик может начать учить своего преподавателя. Среди того, что уже открыто и доступно, есть много непознанных материков. Что вы знаете о киноиндустрии Африки? Или вот пример с победителем Венецианского фестиваля в этом году, Лав Диасом. Он из Филиппин. Что вы знаете о филиппинском кино? 30 лет назад знаток кино не мог не слышать фамилии Вима Вендерса, а сейчас можно не подозревать о существовании Диаса и нормально себя чувствовать. Критериев обязательного и необязательного здесь нет. — Антон Долин.

Как же правильно смотреть кино?

Свои рекомендации о культуре восприятия фильмов кинокритик называет детскими, однако замечает, что даже некоторые специалисты о них не задумываются. Итак, что нам нужно понимать для осознанного знакомства с кино, по мнению Долина.

«Если вы хотите получить адекватный опыт, кино нужно смотреть в кинотеатре. Или устроить кинотеатр дома, с проектором и простыней, если не хочется покупать экран. Вот вам пример: можно увидеть копию знаменитой картины, но представление о ней не сравнится с впечатлением от знакомства с оригиналом. Роль сыграет и цветопередача, и размер репродукции. Еще важно, как и с кем смотреть. Представьте, вы поехали в Лувр, чтобы увидеть Джоконду. Заходите в зал, где висит картина, а там толпа японцев или китайцев постоянно ее щелкает и мешает вам остаться с шедевром один на один. Настоящее произведение искусства рождается в борьбе с препятствиями, которые есть, вы завоевываете свой шанс быть с ним, даже если помехи — это зрители в зале, жующие чипсы.

Надо платить за просмотр. Это важная, абсолютно символическая акция. Человек, который заплатил, смотрит фильм внимательнее и досматривает до конца. Вы спросите: а как же критики? Они расплачиваются за это своим трудом по осмыслению картины, репутацией, когда пишут о ней. Понимайте, что деньги за просмотр пойдут тем людям, которые трудились над фильмом. И да, если это работа Джима Джармуша, который все делает сам, то вы заплатите лично Джиму Джармушу.

Всегда смотрите фильмы с оригинальным звуком. Забудьте о том, что читать субтитры тяжело или лень, читать умеют все и все должны это делать. Звук является важнейшей частью фильма. Можете себе представить, что вы смотрите «Пиратов Карибского моря» без Ханса Циммера? Нет? Так почему вы считаете, что музыка важнее голоса актера? Джонни Депп без голоса уже не Джонни Депп, фильм слегка искалечен. Тут можно задать каверзный вопрос: как же нам смотреть фильмы с субтитрами, если прокатчики дают дублированные? Ответ: чем больше народа будет ходить на оригиналы, тем скорее поймут необходимость их поставки прокатчики. Во Франции это произошло, тем более, что это дешевле.

Никогда не верьте трейлерам и рекламе, они существуют, чтобы выкачать из вас деньги. Трейлер — это монтаж: некий человек из чужого фильма делает свой. И вы смотрите фильм неизвестного и бездарного человека, у которого только одна цель. Если мозгов и способности к чтению у вас хватает, посмотрите, кто авторы фильма. Трейлер всегда соврет: он плохой у офигенного кино и наоборот.

Никогда не верьте пользовательским рейтингам. Они значат только одно: фильм популярный. Вы же в книжном не идете покупать Донцову из-за ее популярности. Есть популярные сорта туалетной бумаги или творога, и это значит, что у компаний-производителей есть деньги и стратегия продвижения продукта. В искусстве такие вещи вообще не работают. Чему же верить? Критикам. Не надо верить всем, выберите одного. Есть сайт «гнилые помидоры» (www.rottentomatoes.com), там можно найти сводные рейтинги кинокритиков. И не бойтесь, читая рецензии, наткнуться на спойлеры, нормальный человек не должен их опасаться.

Есть еще один пункт, который не учитывают порой даже профессионалы. Его сформулировали Андре Базен и Франсуа Трюффо. Автор фильма — это режиссер. Хороший пример тому — фильм по книге. Представьте, что вы видите рекламу картины, снятой по вашему любимому роману. А главную роль, к тому же, играет ваш любимый актер. Но это совершенно не гарантирует того, что кино вам понравится! Недавно я общался с Николасом Кейджем, говорю ему: «Среди фильмов, в которых Вы сыграли роли, столько дерьма…». Он посмотрел на меня своими глазами грустного спаниэля и ответил, что играет изо всех сил, но это ничего не решает. Как ни прискорбно, имя режиссера тоже не гарантия успеха.»

Читайте также интервью с героем. Антон Долин: «Кинокритик от зрителя отличается только тем, что может облечь эмоции в слова и передать их другим».

О кинокритике

Антон Долин разделяет аудиторию фильмов на обычных зрителей, которые ходят в кино ради удовольствия, синефилов или киноманов, что считают себя знатоками, так как смотрят бесконечно много картин, и кинематографистов, относящихся пристрастно к любой работе. Кинокритик же, говорит Долин, лишен права на вкусовую селекцию. Он не может смотреть только те фильмы, которые ему интересны.

— На критике огромная ответственность. Он приходит на фестиваль, где фильм показывают впервые, и смотрит девственно чистый фильм. О нем не известно почти ничего. И нужно первым сформировать мнение о картине по возможности объективно. — Антон Долин.

Сейчас кинокритики выполняют работу навигаторов в безбрежном океане фильмов, пересмотреть все из них нельзя, даже если смотреть с утра до ночи всю жизнь. Раньше критики были первооткрывателями вроде Колумба, сегодня они лоцманы, обязанные провести зрителей мимо островов-плохих фильмов, познакомив с островами-хорошими картинами.

Зачем мы смотрим кино?

Для того чтобы выяснить свои личные предпочтения, нужно ответить на этот простой вопрос. Иначе приплыть к острову с хорошими картинами не получится очень долго, можно даже разочароваться в этом виде искусства.

Смотреть фильмы можно для развлечения. В этом нет ничего позорного и стыдного. Человек стремится сбежать в другой мир, чтобы отвлечься от своих будней, работы.

— Мало что в жизни я ненавижу так сильно, как словосочетание «доброе кино», придуманное в России за последние десять лет. Такие фильмы напрямую апеллируют к тому, чтобы человек вышел из кинотеатра с хорошим настроением, чего достичь очень легко путем наглой спекуляции. Можно же встретить проститутку, которая владеет искусством обольщения и гарантированного доставления удовольствия, при этом по завершению встречи останется чувство легкой гадливости. Точно такое же, как после «доброго фильма». — Антон Долин.

Кино можно смотреть ради познания мира. Например, на Берлинском фестивале показывают удивительные картины. Скажем, африканские, которые рассказывают историю войны двух племен. Фильм — это бюджетный способ путешествовать.

Фильмы также смотрят для получения эстетического наслаждения, удовольствия от искусства через осознание новизны языка кинопрочтения. Чаще всего для удовлетворения этой потребности подходит авторское кино. Кто-то говорит: «Почему я должен смотреть кино, которое мне неприятно или где ничего не происходит? Это определенного рода мазохизм?». Ну да, так оно и есть. Но ведь зачем-то придумали грязный панк-рок, когда играли «Битлз». У человеческого мозга есть потребность в дискомфорте, он помогает узнать что-то новое о себе.

— Я часто задавал себе вопрос: зачем нужно искусство? Ответ такой: оно удовлетворяет потребность человека в том, чего ему не хватает. Чем отличается этот мазохистский дискомфорт от более удобного искусства? Долей соучастия и получения удовольствия от процесса. Кино дает тебе все, чтобы ты мог смотреть и не требовать ничего. Играет определенная музыка, актеры показаны с выбранного ракурса (вы не можете сказать Кейджу на экране: «Николас, отвернись!»). Это как в парке аттракционов — вы овощем пристегнуты к креслу и выпустят вас через три минуты. С авторским кино иначе: оно взывает к противодействию, требует ответа, участия, работы воображения и сознания. — Антон Долин.

Напоследок кинокритик призвал не бояться не понимать искусство. Ориентироваться нужно только на свои чувства, если их не возникает — идите дальше. И специально выискивать в фильмах цитаты, рефрены, зашифрованные послания и так далее специально не нужно. Их вовсе может и не быть, а вы уже вообразите, будто не хватает эрудиции на восприятие такой сложной картины, какой она не является.

Основатель киношколы MR.FILM Владислав Дианов поделился с «ЯрКубом» своими впечатлениями от встречи с Антоном Долиным.

— Редко получается вселить мне какую-то мысль. Но мы весь день провели с Антоном Долиным, и моё сознание слегка деформировалось в отношении некоторых простых вещей. Таким и должен быть настоящий кинокритик: не только разбираться в кино, но и во многих других областях, особенно искусства, быть всесторонне подкованным. А в кино как раз наши взгляды в большинстве случаев сходятся, что приятно — лишний раз подтверждает моё правильное понимание кинопроцесса. Очень надеюсь на последующие встречи в Ярославле, — рассказал Владислав.

Имя Антона Долина знакомо каждому, кто интересуется киноиндустрией и миром кино не только у кассы кинотеатра, выбирая новинку проката на вечер. «Российский кинокритик, радиоведущий и журналист» — так «Википедия» называет Антона, не забывая упомянуть о его работе в «Вечернем Урганте» и дипломе учителя русского языка и литературы. В разговоре с «ЯрКубом» Долин объяснил, почему не смотрит трейлеры, пишет много положительных рецензий и чем отличается от обычного зрителя.

Антон приехал в Ярославль, чтобы прочитать лекцию в киношколе MR.FILM «Как смотреть фильмы» и поучаствовать в обсуждении на показе фильма «Она» в киноклубе «Нефть». Между осмотром достопримечательностей города и данной программой у кинокритика нашлось время, чтобы подробно ответить на вопросы журналистов.

Антон, у Вас есть страница на сайте «Кинопоиск», там находятся ссылки на ваши рецензии. Практически все из них положительные, отрицательных очень мало. Отчего так? Неужели достойных картин так много?

Нет, хороших фильмов много среди тех, о которых я пишу. Я не хочу здесь спекулировать таким понятием, как вдохновение, но у разных людей и разных критиков реакция на фильмы по-разному устроена. Есть критики, для которых радость встретить фильм, над которым можно поиздеваться, найти в нем что-то смешное. Кроме того, это всегда очень выигрышно смотрится со стороны. Критик чувствует себя умнее и талантливее, чем картины, о которых он пишет, чем его авторы. Критик осуществляет свою символическую власть над фильмом и над его создателями, унижая их смешным пересказом сюжета или каким-то иным глумлением. Возможно, совершенно заслуженно.

Я от этого процесса удовольствия не получаю. У меня бывали такие случаи, но редко. Я не получаю удовольствия ни от просмотра такого фильма, ни от его описания, хотя думаю, что мог бы написать гораздо больше отрицательных рецензий, чем я написал за свою жизнь. Напротив, когда я вижу что-то, что мне кажется талантливым, мне моментально хочется об этом… Во-первых, просто рассказать. Во-вторых, у меня возникает огромное количество мыслей. И чем талантливей фильм, тем больше его силовое поле, которое порождает ответ у зрителей. В качестве такого зрителя я всегда пользуюсь теми, возможно, побочными и не имевшимися ввиду авторами мыслями, которые возникают у меня в голове. И я знаю, из чего конструировать свою рецензию, знаю, как писать ее. Кроме того, мне кажется, что отрицательная рецензия доставляет радость не зрителям фильма, тем, кто прочтет и решит, что в кино можно не ходить. Моя задача, как я ее вижу, — это выстраивание моста между произведениями искусства, назовем фильмы так, и зрителями. То есть, я пишу для зрителей, для тех, кто хочет посмотреть. Поэтому большая часть моих рецензий носят рекомендательный характер.

Вы приехали в Ярославль, чтобы прочитать лекцию о том, как правильно смотреть кино. Если говорить в целом о такой деятельности, нужны ли сейчас образовательные проекты, связанные с кинопросвещением?

Необходимы. Если в СССР, да и в Европе и Америке, в 50-60-70-е годы была проблема рассказать людям о фильмах, о которых они не знают, сегодня задача совсем другая: помочь людям отфильтровать те фильмы, которые им нужны. В огромном вале работ найти те, на которые стоит тратить свое время, указать на те, на которые не стоит тратить свое время. И только путем рецензирования этих фильмов и путем объяснения своего метода, того, как устроен сегодняшний кинематограф, оправдания, почему я рекомендую этот фильм, а этот не рекомендую, можно создать подобие системы, которая поможет зрителям интересоваться кино и в нем ориентироваться. Это только для тех, кто идет в кино не как животное, влекомое инстинктом «я хочу сегодня развлечься, поэтому пойду на то, рекламу чего только что видел». Понятно, что этим людям кинокритики в принципе не нужны, не нужно кинообразование. Я и не навязываюсь. С другой стороны, те, кто приходит ко мне на лекции — это люди, для которых подобная навигация необходима. И я их понимаю, потому что они экономят свое время и свои силы. Дальше они без моей помощи разберутся, что хотят посмотреть, а что можно пропустить.

Русский кинематограф — это тоже рынок. Талантливые люди все меньше надеются на авторское кино и стремятся идти туда, где есть какая-то отдача и какие-то, извините, деньги. Не из-за потери кинематографом своей души, а из-за того, что режиссерам, сценаристам, продюсерам, актерам и так далее нужно на что-то жить.

В тексте о прошедшем Венецианском кинофестивале Вы, Антон, пишете, что сегодня кинематограф больше рынок, чем поле для художественного эксперимента. Тут не поспоришь, но ответьте: русский кинематограф — это тоже рынок?

Та же самая ситуация. Мы видим, что немало режиссеров авторского кино ушла намеренно или вынужденно в кино коммерческое или околокоммерческое. Только в этом году вышли два больших блокбастерных проекта, сделанных режиссерами авторского кино. Николай Хомерики сделал фильм «Ледокол», Алексей Мизгирев сделал фильм«Дуэлянт». На самом деле, Кравчук, который сделал фильм «Викинг», не только автор слабой картины «Адмирал», но и создатель авторского фильма «Итальянец», который был на фестивале в Берлине и даже получил приз. Да и фильмы Николая Лебедева, автора «Экипажа», — тоже чисто авторское кино. Это тенденция. Боря Хлебников и Леша Попогребский делают сериалы, и мы видим, что прошедший «Кинотавр», который оставался до последнего времени площадкой для самовыражения российского авторского кино, сдает свои позиции. Я не был на самом фестивале, но отзывы о слабости программы были уничтожительные. Потому что, видимо, талантливые люди все меньше надеются на авторское кино и стремятся идти туда, где есть какая-то отдача и какие-то, извините, деньги. И это не из-за потери кинематографом своей души, а из-за того, что режиссерам, сценаристам, продюсерам, актерам и так далее нужно на что-то жить.

В Венеции вы посмотрели и отметили фильм Лав Диаса «Женщина, которая ушла», он длится почти четыре часа. У этого режиссера вообще нет никаких временных рамок, он снимает и на пять, и на восемь часов. Объясните, почему нормально не вписывать фильм в стандартные три часа.

Ненормально — это существование нормы, ограничивающей длительность фильма. Когда кинематограф только начинался, Дэвид Уорк Гриффит снял фильм «Нетерпимость». Это 1916 год. Он длится часа четыре, и ничего, никого это не смущало. Или «Метрополис» или «Нибелунги» Фрица Ланга — длиннющие фильмы, и ничего. Потому что тогда не было закона, по которому прокатные картины нужно вписать в три часа максимум, если это блокбастер, если нет — в два, а лучше в полтора. Лав Диас, который снимает фильмы, длящиеся от двух с половиной часов до 11, руководствуется именно этим. Он не хочет подчиняться диктату прокатных правил. Я помню момент, когда я разговаривал с Дэвидом Линчем после фильма «Внутренняя империя» (он длился три часа). Я спросил: «Вот Вы фильм уместили в три часа. А авторскую версию Вы на сколько сделали бы длиной?». Он посмотрел на меня как на абсолютного идиота и сказал: «Это и есть авторская версия. А если бы я захотел, чтобы она длилась семь часов, она бы длилась семь часов». И как подтверждение тому сейчас он снимает цельный фильм — третий сезон «Твин Пикса». Там будет минимум 10 часов. Напоследок скажу, что сегодня, когда люди способны за сутки или за двое подряд посмотреть 3–4 сезона сериала, жаловаться на длительность любого фильма просто смехотворно.

И вновь о Венеции. Андрей Кончаловский получил награду за новый фильм «Рай», причем этого «Льва» Вы предсказали заранее. Поделитесь своими впечатлениями от просмотра.

Это очень интересная картина. Она довольно экспериментальная, особенно для такого человека, как Кончаловский. Любопытно, что он по-прежнему ищет поле для эксперимента. Огромное уважение у меня вызывает тот факт, что он сделал фильм на тему холокоста — это вообще не свойственно русским режиссерам. В России и СССР гигантское количество фильмов о Великой Отечественной, но, я думаю, вы не вспомните ни одного фильма о холокосте. Их просто нет. Я не помню ни одного, есть только фильмы, где эта тема затронута попутно. Все-таки Кончаловский сделал свою работу таким принципиальным высказыванием.

Он об участии русских в противостоянии страшному уничтожению евреев. Главная героиня там — русская аристократка, которая во Франции спасает еврейских детей,из-за этого попадает в концлагерь, где погибает. Фильм, кроме того, что он черно-белый, снят в формате серий интервью с людьми, которые они дают после собственной смерти, буквально у врат рая. Их трое, каждый излагает свое видение рая, добра и зла. Не только русская аристократка, но и немецкий эсэсовец (идейный) и французский полицейский.

Я не могу сказать, что меня этот фильм глубоко тронул. Он скорее показался мне интересным, чем душераздирающим. Но, безусловно, это серьезная работа очень большого художника, я горд и рад, что Андрей Сергеевич оказался единственным русским режиссером, единственным немолодым режиссером среди тех, кто получил награды в Венеции. Жюри принципиально и уверенно раздало награды исключительно молодежи. И Кончаловскому.

Антон Долин: «Кинокритик от зрителя отличается только тем, что может облечь эмоции в слова и передать их другим»

Кадр из фильма Андрея Кончаловского «Рай». Фото Светланы Маликовой.

Приблизительно год назад Вы призвали коллег написать книгу об Эльдаре Рязанове. Почему не сделаете это сами?

Потому что я не считаю себя универсалом и мастером на все руки, хоть знаю, что произвожу именно такое впечатление. Я чувствую раздражение и стыд, когда ко мне несколько раз за неделю обращаются незнакомые люди со словами: «Напомни, как назывался фильм про такое-то и такое, где то-то и то-то происходит». Они уверены, что я киноэнциклопедия. Это совершенно не так, и у меня есть полно знакомых, которые смотрели больше фильмов, чем я, и знают кинематограф гораздо лучше, чем я. Никогда не претендовал на доскональное его знание.

Мне кажется, что человек, родившийся, как я, в 1976 году, просто не имеет морального права, не будучи глубоким историком и социологом той эпохи, писать книгу о режиссере, который работал в 50-60-70-е и тогда снял свои лучшие фильмы. Мне кажется, человек старшего поколения, более укорененный в советской традиции кино, сделал бы это гораздо лучше, чем я. Надеюсь, кто-то сделает.

Что должно быть в этой книге?

Должен быть анализ фильмов, ведь самое интересное в искусстве — попробовать понять, почему оно стало искусством, а не поточным продуктом. Это самое неуловимое, самое загадочное. Это как понять, каким образом сексуальное притяжение человека к другому человеку переходит в любовь. Это неуловимый момент, но очень интересный. Где совокупность таких составляющих, как талантливые актеры, любопытный сценарий, актуальная тема перерастают в то, что мы назовем искусством? Это надо исследовать в фильмах Рязанова.

Антон Долин: «Кинокритик от зрителя отличается только тем, что может облечь эмоции в слова и передать их другим»

Недавно я разговаривала с Дмитрием Певцовым, и он сказал следующее: «Сейчас появилось очень много художников, которые делятся на сцене своими недомоганиями и сексуальными отклонениями, смотреть на это больно и печально». Он вел речь о театре, но то же самое можно отнести и к кино. Как Вы считаете, нужно и нормально ли это? Мне вспоминается Валерия Гай Германика, которая точно занимается самовыражением, а не сеет «разумное, доброе, вечное».

Художник — это ненормально. А гений — вообще ненормально. Если кто-то способен сесть и написать симфонию, он ненормальный человек. Что касается самовыражения, то все художники этим занимались, потому что художник всегда говорит о себе, о своем внутреннем мире. А поскольку мы уже установили, что он ненормален, никак иначе не бывает. И это относится ко всем. И к Кафке, и к Достоевскому, и к Валерии Гай Германике. Вы видели, как Микеланджело изобразил себя в Сикстинской капелле, его автопортрет в этом прекрасном зрелище, где даже Христос накачанный обнаженный молодой мужчина? Себя он изобразил в виде снятой с человека кожи. Вот это и есть художник — постоянная обнаженная боль, совершенная ненормальность. «Мы не врачи, мы боль», как было сказано однажды другим, уже русским деятелем.

В прошлом веке постструктуралисты, разрабатывая новый метод в литературоведении, впервые сделали ставку не на «что хотел сказать автор», а на восприятие произведения конкретным человеком. И сейчас на обсуждениях после показа часто звучит фраза: «Я просто зритель, поэтому скажу о своих мыслях…». Как с этим работают критики?

Каждый критик есть зритель в самом конкретном понимании. Если ты не способен посмотреть фильм и испытать те же эмоции, которые испытывает человек рядом с тобой, значит, ты закончен для этой профессии. Ты отличаешься от зрителя только тем, что у тебя есть площадка и умение для того, чтобы эмоции облечь в слова и передать их другим. Больше ты не отличаешься ничем. Если весь зал смеется, а ты плачешь, значит, с тобой что-то не в порядке. Кинокритиком ты становишься после просмотра. Смотришь как зритель, а осмысляешь как кинокритик.

Просто постструктурализм это сформулировал, а еще раньше — мастер критического реализма Добролюбов. У него есть статья «Темное царство», написанная задолго до появления Ролана Барта. И он там пишет, что есть мировоззрение художника, а есть миросозерцание. Первое — это то, что художник хотел выразить, а второе — что у него получилось. Это давняя как мир идея, у Аристотеля она тоже есть. Когда греки говорили, что муза вдохновляет автора на создание произведения, они имели ввиду то же самое. Автор — не хозяин своего произведения, оно умнее и глубже. И в истории культуры полно таких примеров, возьмите хотя бы «Дон Кихота». Великие произведения искусства живут долго, чем дольше, тем больше смыслов они обретают. Как ракушки на дне корабля, которые нарастают и становятся с ним единым целым. Единственный способ их счистить — это найти письма художника, а в них замысел произведения, который он излагает своему дяде, своей сестре или своей любовнице. И этот замысел всегда будет менее интересен, чем само произведение.

Я всегда рад, когда замысла нет, когда не существует никаких трактовок — сами читайте, смотрите и слушайте. В этом смысле для меня идеальное искусство — это музыка. Вот 40-я симфония Моцарта — что он хотел ею сказать? Одни плачут, другие хохочут и думают, как им хочется жить после, третьи пойдут и вены перережут. Кто прав? Нет никакой правоты, нет логики. Музыка — это чистое искусство, которое вступает в реакцию с мозгом каждого. И эта реакция всегда разная.

Вы как-то сказали, что кинокритик стремится к объективности. Что, по-вашему, есть объективность?

Не навязывать свои представления о мире и об искусстве зрителю. По возможности не навязывать, хотя мы все этим занимаемся… Хотя бы знать, что ты навязываешь. Я не люблю Вуди Аллена, но я натренировал себя отличать хороший фильм Вуди Аллена от плохого. Бывает так, что фильм мне понравился, я начинаю писать о нем, и у меня получается разгромная статья. Бывает и по-другому: фильм жутко меня раздражил, а, дописав статью до конца, я понимаю, что раздражение — это моя личная реакция на фильм, в котором все в порядке. Последний такой пример — это «Свет в океане», мелодрама, которая меня чудовищно взбесила. Я ненавижу фильмы такого жанра так сделанные, а при этом он безупречен. Для людей, которые этот жанр любят, идеальная картина. И моя задача — написать, что это картина идеальная, что она мне категорически не понравилась, и попытаться объяснить, почему. Это и есть стремление к объективности, я не говорю о достижении, поскольку это невозможно.

А есть жанры, которые Вам нравятся больше, чем другие?

На самом деле, мне нравятся совершенно любые жанры, нет таких, которые в чистом виде меня отталкивали бы как таковые. Просто есть те, к которым я более холодно отношусь, чем к другим, такие как кинобиография, спортивные фильмы, романтические комедии. Хотя некоторые мне нравятся. Терпеть не могу мюзиклы, но есть 2–3 исключения — «Мулен Руж» или «Танцующая в темноте».

Я стараюсь не смотреть трейлеров. Все трейлеры всегда врут. Я верю в режиссуру. Режиссура — это, прежде всего, монтаж, почитайте Эйзенштейна. А трейлеры режиссируют и монтируют другие люди.

Наблюдаете ли Вы цикличность в интересах режиссеров? Скажем, сейчас прослеживается тенденция обращения к реальным событиям, на которых и основывается фильм.

Тенденций бесконечно много, о них можно говорить отдельно часа три. Если сужать, то есть две разнонаправленные тенденции. С одной стороны есть фильмы, в которых вообще ослаблена сюжетная составляющая. Это могут быть блокбастеры вроде «Пиратов Карибского моря» или «Трансформеры». Или авангардные фильмы вроде картин Педру Кошта, где не предполагается никакого развития сюжета. Совершенно созерцательное кино, так называемое «медленное кино». С другой стороны, в поисках сюжета, в противодействии этой новой бессюжетности, сценаристы все чаще обращаются к реальным событиям, находя в жизни более увлекательный материал, чем фантазии.

Вы часто встречаетесь с разными режиссерами. А с кем бы хотелось поговорить, может быть, даже из тех, кто уже умер?

Со всеми великими было бы интересно поговорить, с каждым из них. Я чуть не поговорил с Бергманом, когда был на острове, где он жил, тем летом, что он умер, за месяц до его смерти. Там была Бергмановская неделя, и известно, что он и его семья на этой неделе иногда неожиданно появлялись. Но в том году он себя уже плохо чувствовал, и ни разу не появился на публике, потом я оттуда уехал, а через месяц его не стало. Но честно, если бы сейчас передо мной сел Бергман, я бы растерялся и не знал, что именно спросить, потому что он написал такие потрясающие книги о своих фильмах, что мне кажется, будто я все о них знаю. Мне был бы просто дорог факт личной встречи и общения.

Зато горжусь, что мне удалось несколько раз повидаться с Антониони и быть несколько раз в зале на показе, например, «Фотоувеличения» в Каннах. Но Антониони в тот момент был в состоянии постинсультном, не разговаривал ни с кем, режиссировал фильмами тоже так — молча.

Вы смотрели трейлер фильма «Защитники»?

Не смотрел.

В таком случае вопрос снимается.

Скажу одну вещь: я стараюсь не смотреть трейлеров. Все трейлеры всегда врут. Я верю в режиссуру. Режиссура — это, прежде всего, монтаж, почитайте Эйзенштейна. А трейлеры режиссируют и монтируют другие люди. То есть, это кино другого режиссера. Я не хочу смотреть другой фильм, чтобы получить информацию о том, который меня интересует.

Вместо этого иногда я читаю о картине. Не то, чтобы я ничего не хочу знать о выходящем фильме, просто трейлер сбивает с толку, рождает в тебе ложные ожидания. И необязательно хорошие.

Антон, «Оскар» себя уже исчерпал?

Да нет, «Оскар» будет вечен. Пока есть Голливуд, будет «Оскар». Просто мы от него почему-то ждем другого, чем он не является на самом деле. А он отражает тенденции не столько кинематографа, сколько общества, в котором этот кинематограф создается. Конечно, очень важно, что такие фильмы как «Игра на понижение» и «В центре внимания» были лидерами «Оскара» в прошлом году. Конечно, важно, что режиссер-мексиканец Алехандро Гонсалес Иньяритту два года подряд получал приз за режиссуру. Мексиканец! В Америке! Где мексиканцы — это нелегалы. Важно, что Любецки три года подряд получает «Оскар» за свою работу.

На неком сайте thequestion.ru есть вопрос (я цитирую): «Как стать таким, как Антон Долин? (Писать о кино, брать интервью у Вуди Аллена, попадать на закрытые показы на кинофестивалях, да еще и деньги за это получать». Ответов там никто не дал, может быть, Вы расскажете?

Я отвечу. Этот вопрос изобличает прискорбную ситуацию, в которой я, видимо, кажусь какому-то количеству людей единственным кинокритиком в России. На самом деле, тех, кто берет интервью у Вуди Аллена, ездит по фестивалям, смотрит фильмы и за это получает зарплату, довольно много. Сейчас меньше, чем раньше, но много. Это нормальная работа. Если завидно, попробуйте провести эксперимент: в течение месяца смотреть все фильмы, которые выходят на российский экран. Причем от начала до конца. 7–8 фильмов еженедельно. Уверяю вас, шесть из них будут оказываться чудовищной дрянью. Но смотреть до конца, записывать что-нибудь, пытаться сформировать свое мнение по этому поводу. Через месяц вы поймете, что это работа совершенно невыносима, и не захотите получать за нее деньги. Со стороны всегда кажется, что другой живет лучше, чем ты. Конечно, мне повезло заниматься тем делом, которое я люблю. И если вы будете заниматься любимым делом, повезет и вам.

Фото: Владимир Скориков