Литература

Детская писательница Ирина Лейк проведет творческую встречу в Ярославле. Мероприятие состоится уже в ближайшее воскресенье — 9 апреля.

Известная детская писательница, переводчица нидерландских авторов, финалистка премии имени Корнея Чуковского и лауреат премии «Мастер» в номинации «Детская литература» Ирина Лейк уже на этой неделе приезжает в Ярославль.

Автор детских книг лично пообщается с родителями и детьми на творческой встрече в библиотеке имени Лермонтова 9 апреля в 13:00. Вход на мероприятие свободный.

Познакомиться с лимоном Филимоном, осьминожкой Осипом и другими героями книг Ирины Лейк ярославские читатели могут в электронной библиотеке «Строки» от МТС. На платформе «Строки» размещены сотни электронных книг и аудиокниг популярных писателей, а также подкасты и журналы. Пользоваться «Строками» могут абоненты всех операторов связи.

Читайте новости в социальных сетях! Подписывайтесь на «Яркуб» во «ВКонтакте» и «Телеграме».

4 февраля исполнилось 150 лет со дня рождения Михаила Пришвина, творческая судьба которого неразрывно связана с ярославской землей.

Ярославец Сергей Куров, знакомый с близким другом писателя Валентином Никольским, в этот день решил поделиться эксклюзивными фотографиями и интересными подробностями биографии Михаила Пришвина. Кадры и откровения он прислал телеканалу «Первый Ярославский».

Подарил автомобиль: ярославец поделился уникальными фотографиями и подробностями биографии Михаила Пришвина

«На фотографии в лодке художник В. М. Никольский со своим псом Джеком (черный) и собакой писателя М. М. Пришвина. Фотографировал М. М. Пришвин», — рассказал Сергей Куров.

Подарил автомобиль: ярославец поделился уникальными фотографиями и подробностями биографии Михаила Пришвина

На этом снимке в лодке писатель М. М. Пришвин. Фотографировал В. М. Никольский.

Подарил автомобиль: ярославец поделился уникальными фотографиями и подробностями биографии Михаила Пришвина

«А на этой фотографии В. М. Никольский сидит за столом на даче в деревне Юрино (Переславский район). К нему любили приходить деревенские жители и общаться с ним. Валентин Михайлович не любил фотографироваться, однако местный мальчик Слава сфотографировал нас моим фотоаппаратом в 1987 году. Я сижу рядом с художником», — подписал снимок Сергей.

Мужчина рассказал, что более десяти лет дружил с семьей Никольских. Валентин Михайлович часто рассказывал ему что-нибудь из общения с писателем.

— После менингита Валентин Никольский стал инвалидом, не мог ходить. Помню, ездили на похороны второй жены Пришвина, и Валентин Михайлович жалел, что не смог чем-то отблагодарить Пришвиных, за то, что Михаил Михайлович подарил ему автомобиль, благодаря которому он смог путешествовать, писать этюды, — поделился Сергей Куров.

Фото: Сергей Куров

Читайте новости в социальных сетях! Подписывайтесь на «Яркуб» во «ВКонтакте» и «Телеграме».

Ярчайший писатель современности и автор-исполнитель невероятно стебных сатирических романсов в стиле бард-панк-шансона, или, проще говоря, нео-фолка, снова в Ярославле!

Песни Елизарова можно причислить к отдельному жанру. Это не полноценная авторская песня, не акустический панк, это скорее великолепный текст, положенный на простую мелодию. Легкость музыкальной составляющей — одна гитара — компенсируется очень качественным вокалом, а тематика песен действует как выстрел: там нет друзей и врагов, там только плановая гибель богов.

На примере творчества Михаила Юрьевича можно бесконечно дискутировать о том, что обсценная лексика порой совершенно незаменима и самобытна, а также о том, что стихотворение только выигрывает, если его автор не ставит себе абсолютно никаких нравственных, моральных и стилистических рамок. Если при написании песен включается внутренний фильтр с тематикой «как бы кого не оскорбить», то подобное творчество годится только для экзальтированных старцев.

Творчество Елизарова отличается отсутствием даже намека на полит- и прочую корректность. Это неизъяснимое русское, помноженное на коллективное бессознательное. Музыкальные изыски достигаются профессиональным вокалом, а итоговый продукт может в клочки порвать шаблоны неподготовленного человека.

Будьте аккуратнее! Это искусство, которое не имеет самоограничения и самоцензуры, способно вызвать душевный дискомфорт, когнитивный диссонанс левого и правого полушария и острые приступы фиброза головного мозга!

• Михаил Елизаров в Ярославле

• 10 декабря (суббота), сбор гостей в 19:00, начало 20:00

• «Китайский лётчик Джао Да» (Крестьянский проезд, 7)

• 18+

Может в клочки порвать шаблоны неподготовленного человека: в Ярославль с концертом едет Михаил Елизаров

Читайте новости в социальных сетях! Подписывайтесь на «Яркуб» во «ВКонтакте» и «Телеграме».

18 сентября в Центральной городской библиотеке Рыбинска прошла презентация книги Кузнецова Валерия Юрьевича «Кто служит делу, а не лицам».

В Рыбинске состоялась презентация книги о земляках, погибших в горячих точках

Фото: Издательство «Цитата Плюс» / VK

— Эта книга — отчет о десятилетнем труде. В ней показано и рассказано о сохранении памяти и увековечивании подвигов неизвестных воинов, погибших при исполнении своего долга, — рассказывает Валерий Юрьевич.

В своем труде Валерий Кузнецов показал много уникальных снимков из личного архива о работе добровольцев по поиску пропавших без вести и проведению значимых мероприятий в Ярославской области, Рыбинске и других государствах, включая Беларусь и Афганистан.

— Сюда вошли фотографии из четырех экспедиций в Афганистан. Они были организованы для создания объекта памяти солдатам, который открылся в 2014 году в Кабуле. В экспедициях мы посетили места, где погибли наши земляки. Также есть снимки из поездки 2020 года в Витебск, где наши соотечественники погибли во время операции «Багратион» в 1944 году, — вспоминает автор.

В Рыбинске состоялась презентация книги о земляках, погибших в горячих точках

Фото: Валерий Кузнецов

В этом издании увековечена память о погибших в горячих точках земляках и собраны документы и фрагменты переписок с различными ведомствами.

Валерий Юрьевич отметил, что книга рассказывает о поступках людей, содействующих сохранению памяти и истории подвигов народа.

Читайте новости в социальных сетях! Подписывайтесь на «Яркуб» во «ВКонтакте» и «Телеграме».

Анель Милинская — поэтесса из Ярославля, которая публикует свое творчество в социальных сетях и выступает на открытых микрофонах. В ее группе «агрессивные стишки анель милинской» 400 подписчиков. А не так давно она на фестивале «Ярославцы все красавцы» в музее-заповеднике читала свои стихотворения и исполнила авторскую песню. Анель всего 18 лет, а она уже известна в узких литературных кругах города.

Мы встретились с молодой поэтессой и поговорили о первых шагах в литературу, об отношении к современной поэзии и искусству, неприглядных уголках нашей жизни, вдохновении, творческом кризисе и андеграунде.

О современном искусстве и поэзии

— Ты поэт или поэтесса?

— Я поэтесса. Я не Цветаева и не Ахматова, чтоб выпендриваться и говорить «не называйте меня поэтессой, называйте меня поэтом». Слово «поэтесса» мне больше нравится, с точки зрения благозвучия оцениваю, оно такое игристое. Если меня кто-то назовет поэтом, мне слух это не режет, но я сама себя называю поэтесса Анель Милинская.

— Ты выкладываешь свои стихотворения во «ВКонтакте», для этого даже существует термин «сетевая поэзия». И многие с пренебрежением относятся к сетевой литературе, особенно к поэзии. Ведутся целые дискуссии, был круглый стол с авторами и литературоведами. Что скажешь по этому поводу, насчет пренебрежения?

— Начнем тогда плавно с меня. Я выкладываю не только «Вконтакте», я еще и в «Инстаграме»* (признан экстремистской организацией на территории РФ. — Прим. ред.). А почему? Я пишу с раннего детства. Начала выкладывать именно потому, что поняла, что мне это нравится, я хочу более профессионально сделать, позиционировать себя. Я банально не знала, где начать, куда выкладывать. Первое, что мне пришло в голову — у меня много друзей «ВКонтакте». И, как мне показалось, продвигаться легче будет именно там, рекламу покупать и так далее, если в далекое будущее смотреть. Поэтому я создала группу.

А про дискуссию по поводу сетевых поэтов — я не понимаю этого. Я, честно, слышу это первый раз, но могу сказать лишь одно: если люди оценивают качество продукта исключительно из того, откуда он исходит, а не оценивают его содержание, то эти люди с большой натяжкой называют себя литературоведами. Допустим, если бы Маяковский или Мандельштам жили в наше время и начали бы выкладывать те же стихи, но только во «ВКонтакте», они от этого бы хуже стали?

— У тех, кто против, понимаешь, главный аргумент такой, что вот с интернетом все стало доступнее, в него пришло много людей. Из-за этого много людей приходят в литературу, они не проходят качественный отбор.

— Качественный отбор люди проходят. Когда не было интернета, определенная прослойка людей, которых оценивали как бездарных, которые писали посредственность... Не буду говорить опрометчиво, кто и что писал, не буду тыкать пальцем, но все равно такие люди всегда были... И будут. И вопрос, печатаются ли они в сборниках или они выкладываются в интернете? Время расставит по своим правилам, кто чего заслуживает по итогу.

Что плохого в том, что поэт может сразу опубликоваться? Все равно ты долго не получаешь признания, тебе нужно везде проявлять себя, везде выступать, постоянно цепляться за каждую возможность, продвигать себя — я даже не знаю, что хуже. Я с ними категорически не согласна. Наверное, те люди сами так не публиковались, поэтому судят со стороны так опрометчиво. Я их понимаю и на них не злюсь.

— Ругают сетевую литературу, ругают и современное искусство. Говорят, художник кому-то что-то должен. Поэт, художник слова, он должен что-то кому-то? Ты чувствуешь, так сказать, свой долг перед народом? (смеемся)

— Ну, перед народом... Пока народ обо мне не знает в большой массе, меня знает человек 800, дай бог...

Смотри, чувство долга у человека появляется из личных соображений и пониманий этого мира. Конечно, мне говорят, что я должна писать в своих песнях и стихах что-то более позитивное. Но я уже прошла тот момент, отвязала от себя все долговые ниточки и понимаю, что никому ничего не должна. Единственный мой долг — делать искренне то, что во мне действительно есть. Если я начну писать, чтобы просто писать, заполнять бумагу, тогда я предам и себя, и тех людей, которые искренне ждут того, что я им обычно приношу, то есть себя. В поэтической форме, в форме песен, в форме очерков — не важно. Они получат плацебо, ненаполненное ничем, у них есть все права сказать мне: «Анель Милинская, до свидания, зачем нам такое?»

К современному искусству какие вопросы? Что вы должны? Придерживаться классики или...?

— Я думаю, тут идет разговор больше о смысловой наполняющей и том, что художники, писатели, должны нести в своих произведениях мораль. В современном искусстве этого нет, потому что с 90-х в литературе началась чернуха жесткая, очень много ее критиковали за это. Появлялись произведения про детские лагеря, общественность их не принимала, а вот чего-нибудь светлого, где какая-нибудь мораль выводится, как у того же Пушкина, стало меньше, и ругают за это. Как раз общественность, а не критики.

— Ругать поэтов за то, что они начали писать в основном что-то мрачное — это очень странно. Поэты лишь проецируют реальность, они являются показателями общества. Все творческие люди реагируют на мир творчеством. Как мир им дает такой толчок, так они по инерции будут писать.

Мы, наверное, понимаем все, что мы живем в очень непростое время. Особенно 90-е и 00-е, когда мрачина начала накатывать. Не соглашусь, что она не существовала во времена Пушкина. Извините, XIX век — это и Достоевский. Рассказы про дворы Петербурга, про работу проституткой, чтоб семья выжила, а кто-то повесился, потому что его изнасиловали — не пышет красками. Вдобавок у Пушкина тоже есть мрачные произведения, если в детали уйти, там можно полысеть и поседеть сразу же.

Современное общество такой дает отклик. Сложное время у нас, удивительное, есть множество позитивных произведений... Не соглашусь, вопрос в том — на что обращать внимание.

— Но тот же Достоевский с его проститутками и неприглядным Петербургом. Его «Преступление и наказание» в конечном итоге все равно несет в себе христианские ценности, христианскую мораль.

— Ты вот сказал про лагеря, мне почему-то вспомнился «Архипелаг ГУЛАГ», «Один день Ивана Денисовича» или «Котлован» Платонова. Они мрачные просто до ужаса. При этом они не несут в себе посыл, просто он не так явен, как то, что вот в конце главный герой становится христианином. Это критика общества и показатель силы души человеческой, как человек остается человеком. «Один день Ивана Денисовича», там нет хэппи-энда, где к нему приехала его пассия, и они вместе начали преисполняться святыми писаниями. Такого нет, но он остался человеком.
Я считаю, что каждый оценивает со своей стороны. Если человек не хочет признавать, что в мире такое есть, он этого и не увидит. Часто критикуют современное искусство, что это одна грязь, но, если человек так будет думать, он не найдет позитивного ничего. Его можно только пожалеть, что он живет в такой жуткой реальности.

«Наш век хрустальный и невероятно хрупкий»: поэтесса Анель Милинская о современном искусстве, андеграунде и Ярославле

— Как думаешь, где проходит грань между зарифмованными строками и именно поэзией? Как вдохнуть жизнь в строки?

— Недавно у нас такая дискуссия возникла с моим очень талантливым и хорошим другом. Мы ходили на выставку наших друзей, они читали свои стихи. Они себя позиционируют как людей творческих, одухотворенных, что им вообще плевать на рифмы, строки и так далее. Допустим, это авангард, хорошо. Там был очень хороший поэт авангардист, невероятные стихи читал. Но слушаешь, и при этом как-то это все попахивает пустотой. Ты про это имеешь в виду, когда оно кажется тебе пустым? Я никогда не говорю об этом поэтам в лицо. Я могу сказать, что мне не понравилось, но сказать, что это пустышка — не скажу, это невероятно обидно. Мне кажется, что графоманию можно почувствовать, когда из пальца высосано. Или критику мира, когда она с претензией на проповедь всеобщую, когда человек себя ставит как учителя: «Вы все плохие, а я Д’Артаньян». Этот момент наступает, когда человек не вкладывает никаких личных искренних порывов, когда в нем нет порыва, это можно как пустое воспринять. Когда он есть — это чувствуется.

— Почему тоска стала основополагающим мотивом в русской литературе?

— Над этим вопросом бьется множество умов, талантливее моего. Но я этот вопрос тоже всегда отмечала. Мне кажется, это наше индивидуальное восприятие, поскольку то, что написано нашими великими предками, оно всегда имело запашок тоски. Даже сейчас мы с тобой сидим, там вот молодые люди сидят, смотришь на них, вроде они веселятся, но при этом пытаются подошву ботинка оторвать, чтобы нормально дальше пойти... Что-то есть в этом исключительно русское.

Наш климат, наша история, наше особое отношение к душевным посиделкам на кухне... У меня много знакомых из других стран. Они отмечают специфику русских людей, задумчивость, молчаливость с пребыванием во внутреннем мире, когда ты наедине с собой анализируешь все. Тот же Пушкин:

На холмах Грузии лежит ночная мгла;
Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою...

Такая светлая печаль всегда присуща человеку. Он сидит, преисполняется природой и чувством, что сердце горит вновь от того, что не любить оно не может. Светлая печаль, что-то исключительно внутреннее, то, что мы осознаем, культивируем, и оно в нас развивается.

— Век золотой, серебряной, какой сейчас?

— Как у меня написано в описании группы, «поэт хрустального века в бабкином шкафчике-стенке». Я называю наш век хрустальным. Невероятно хрупкий, на грани реальности и нереальности, переходный, невероятно сложный. Мне кажется, человечество стоит на перепутье очень большом — пойти дальше по пути деструктива, либо пойти по пути развития.
Наш век сейчас невероятно хрупкий, и грязными руками его трогать нельзя, потому что иначе все мы получим по заслугам.

— Получается, что у людей зыбкая почва под ногами. И существует же и, наверное, в твоем творчестве попытка осмыслить, что происходит вокруг, и найти какую-то опору, чтобы устоять на этой почве. Это дух этого времени?

— Мне кажется, я почву нащупала и понимаю, что очень много людей сейчас вокруг ее тоже нащупали. Меня осознанность в людях очень и очень радует. Эта почва в себе находится. Прежде всего, разбираться в своих проблемах, призывать к осознанности то, что люди стали чаще задумываться о том, а почему я так делал? Может, мне нужны какие-то консультации специалистов? Обращаются к психотерапевту, психологу. Люди пытаются разобраться в себе, чтобы быть уверенными, понимают, что только они у себя есть. И я эту почву под ногами тоже нащупала, что исключительно в себе опоры. Мир будет меняться как угодно, но у тебя всегда будешь ты.

«Наш век хрустальный и невероятно хрупкий»: поэтесса Анель Милинская о современном искусстве, андеграунде и Ярославле

О творческом пути, материях поэзии и источниках вдохновения

— Ты сказала, что начала писать с раннего детства. Расскажи о своем пути в литературу и поэзию?

— Я любила в детстве рассказы придумывать на ходу, мама с бабушкой включали диктофон и записывали это. Я занималась в музыкалке, играла на фортепиано и виолончели, пыталась писать для них музыку свою, что-то придумывать. Потом во втором классе пошла литература посерьезнее, стала учить стихи. Я думаю: а это же интересно! Там Пушкин, там травка зеленеет, там «Навстречу северной Авроры». Что, если мне так попробовать? Попыталась что-то первое писать подражая. Потом я думаю: есть какие-то пейзажи, надо их попробовать описать в рифму. И вот так к чему-то более серьезному начала переходить.

Потом был литературный кружок «Парабола» в Некрасовской библиотеке, известный в узких литературных кругах. Не сказать, что я занималась там, сначала ходила, потому что мама следила, а потом стала оттуда планомерно сбегать. Далее это все стало становиться серьезнее, все больше заполняло меня и становилось более неотъемлемой частью моей жизни.

Лет в 14-15 я создала свою группу. За три-четыре года я поняла, что это моя профессиональная деятельность. Когда я начала публиковаться, я уже пыталась позиционировать себя как поэтесса. Первые стихи — это курам на смех, не меньше. Такая прелесть, такие они наивные, красивые, милые, очень их люблю и ценю! Очень люблю ту себя, которая их писала, такая вся солнечная, юная, хорошая.

Последние года два я занимаюсь постоянно выступлениями и позиционирую себя одновременно как музыкант и как поэт. Примерно такой путь. Он еще будет долго, надеюсь, развиваться, дальше стелиться эта дорожка, поэтому интересно, чем это все закончится.

— Давай поговорим о твоих живых выступлениях. Как понимаю, ты же выступаешь в основном на небольших, камерных квартирниках?

— Но почему? Есть мероприятия разные, но в основном да, я выступаю на открытых микрофонах, квартирниках. Сама их организовывала несколько раз, у нас был такой опыт с творческой группой. Недавно я выступала в нашем музее-заповеднике. Не сказать, что мероприятие супер-огромное, на которое вся область приехала, но людей было очень много. Я была на поэтической площадке, читала стихи и пела, чтоб заполнить время. Это было для меня большим мероприятием, ну и гонорар тоже был большим.

— Насчет гонорара. Ты уже зарабатываешь своей поэзией?

— Это заработком, конечно, назвать смешно, но иногда что-то есть, иногда что-то нет, потому что я выступаю у своих знакомых. Они говорят: «Мы тебе рекламу, а ты у нас выступи», я говорю, что реклама лучше, чем деньги.

— Фестиваль «Ярославцы все красавцы» — официальное мероприятие. Каково выходить из андеграунда?

— Из андеграунда я не вышла, я принесла его с собой. Единственное, что меня смутило на таком мероприятий — очень много пар с детьми, семьи. Дети там самые разные. 14-15 лет — это близко к моей аудитории, но там были и детишки лет 8-10. Конечно, я понимаю, что все дети абсолютно разные, допустим, я уже в десять лет преисполнялась «Мастером и Маргаритой». Они меня стоят и слушают, меня это больше всего смущало, потому что у меня есть строчки достаточно резкие, мрачные достаточно. Когда я пою «иконы плывут по паркету соседей», и девочка пяти лет стоит качает головой в такт песне — хотела смеяться дико. Я смотрела на ее родителей — тоже в восторге. Думаю, раз все довольны, меня никто не отругает. У меня в поэзии и в песнях, в отличие от моей повседневной жизни, мата нет. Я матерюсь как сапожник только в обыденности.

— Ты занималась в музыкалке, получается, что поэзия и музыка у тебя в жизни с детства шли параллельно. У тебя есть песня под гитару, в группе видео, где за фортепиано читаешь свои стихотворения. Почему ты решила переложить стихи на музыку, решила соединить эти два занятия?

— Я их не соединяю. Они всегда были в моей жизни. Музыка у меня с самого рождения всегда была, потому что у меня мама музыкантка, музыкального образования не имеет, она художница, но фортепиано в квартире звучало всегда. С детства меня сажали за него, что-то показывали, и это всегда было частью меня. Меня это напоминало с самого рождения, новорожденную клали к фортепиано и играли мне что-нибудь.

Я не соединяла это, поэзия всегда идет отдельно, музыка отдельно. Но иногда бывает, думаю: «О, этот текст стихотворения, к нему подойдет эта мелодия». И оно само склеивается. Я даже себя не люблю позиционировать как поэтесса, музыкантка, потому что это все определение. Я считаю, что определение — это равно ограничения.

Я человек творческий, который просто творит в любых проявлениях. Я почувствую то, что я через танец хочу проявлять — я начну танцевать. Одно время я писала картины, последние четыре месяца я ничего не пишу, не идет. Это все об одном — разные интерпретации моих внутренних состояний, мыслей, наблюдений.

«Свечение»

— А что ты сама слушаешь? Жанр музыки, исполнитель, группа?

— У меня нет любимого жанра. Я безумно люблю классическую музыку, психоделический рок и одновременно могу послушать Боярского, что мне в этом случае сказать? Я могу назвать любимых артистов. «Depeche Mode», «Pink Floyd», «Сплин», Земфира и Хаски.

— В группе ты упоминаешь творческий кризис. Как ты с ним справилась?

— Ко мне, выбив с ноги дверь в квартиру, зашла муза и сказала: «Знаешь, мы с тобой давно не виделись, а давай-ка я у тебя посижу, чаю попьем», подлила мне в чай коньяк. И я опьянела от того, что она ко мне снова вернулась, и начала строчить дальше.

Сейчас... То ли она где-то рядом ходит, мы с ней не пересекаемся, то ли она рядом с нами, но пока она далеко от меня. Творческий кризис регулярно. Когда они слишком затяжные, я понимаю, мне в группу выложить нечего, она стоит. Когда группа стоит, люди начинают отписываться. Я посижу, подумаю, дайте мне время, я хоть что-нибудь, какой-нибудь актив стараюсь сделать. Кстати, как раз-таки чем сложнее быть сетевым поэтом.

— О влиянии на твое творчество, твоих источниках вдохновения. Что и кто на тебя влияют?

— На мое творчество влияет мироздание в целом. Я не контролирую, когда я вдохновляюсь. Любой творческий человек меня, наверное, поймет. Когда ты вдохновение ловишь, оно как будто откуда-то сверху приходит. Ты можешь быть в какой-то момент жизни настолько наполнен, у тебя столько мыслей, но ты садишься писать... Но не идет у тебя и все, все не идет никак.

Что меня вдохновляет? Если конкретизировать мой ответ, то это люди вокруг. Потому что, прежде всего, вдохновляюсь людьми, их состояниями, словами, я их тонко умею цеплять, перекладывать их через себя и через свою призму. И выпускаю это в творческом формате. Это как обложка «Пинк Флойд», где луч распространяется в радужный спектр. Вот так же можно объяснить.

Отголоски, наверное, можно найти в творчестве моем тех поэтов и писателей, которых я люблю. Из русских это однозначно Маяковский, которого многие находят в моих стихотворениях, Борис Рыжий и Иосиф Бродский немного мелькает.

— Это правда. Про аудиторию тогда затронули. Расскажи о признании публики. Для тебя это важно?

— Конечно. Но я поправлю немножечко тогда формулировку. Мне не столь важно признание себя, сколько признание моего творчества. Мое творчество — это мое детище, которое я вынашиваю, которым я страдаю, которым дышу, пишу, и поэтому я его люблю всей своей душой.

— А кто твоя аудитория?

— Если смотреть по статистике группы «ВКонтакте», мальчиков и девочек поровну. На мое удивление я всегда считала, что я именно на женскую аудиторию, потому что такие эмоциональные страдания. Мужчины не любят показывать то, что им такое нравится в большинстве своем. Ну, видимо, я окружила себя и к моему творчеству подтянулись люди, которые отошли от этих стереотипов, люди свободные, и они открыто могут это почувствовать.

Возрастная категория от 20 до 35 — самая распространенная. И поэтому сфера деятельности самая разная. Но именно в массе своей художники творцы тоже, потому что в этой среде я варюсь, в этой среде я выступаю, оттуда в основном я и выдергиваю своего слушателя.

— Чем ты занимаешься помимо поэзии, музыки, живописи?

— Я педагог по вокалу. И по моему лицу, наверное, заметно, чем я сейчас занимаюсь. Я пирсер, это тоже мой источник дохода некий. Это тоже искусство, которое я обожаю и люблю всей душой. Это то, чем я бы захотела заниматься на постоянной основе. Даже если я, допустим, приобрету более чем локальную по Ярославлю известность, то это то, чем я хотела продолжать заниматься, потому что мне доставляет искреннее удовольствие.

«Наш век хрустальный и невероятно хрупкий»: поэтесса Анель Милинская о современном искусстве, андеграунде и Ярославле

— Анель Милинская — псевдоним или это настоящее твое имя?

— Мое истинное имя, но не паспортное. Я могу рассказать, как оно на меня снизошло, так скажем. Я шла и думала: «Ну, вот не мое имя, которое у меня в паспорте, я никогда его не воспринимала как свое. Это как будто пришили ко мне...». И я не знаю, услышала ли я ушами или кого-то позвали, кто-то крикнул сзади: «Анель». Вот оно! А Милинская — приснилась комбинация букв. Я нашла имя, убедилась, что это мое, и мне хорошо.

Немного анализируем творчество Анель и говорим о Борисе Рыжем

— Твоя песня под гитару. Она мне показалась по настроению романтичной, может быть, и есть в ней что-то наивное, в хорошем смысле этого слова.

— Да, она очень чистая.

— И вокал, наверное, тоже сыграл здесь свою роль. Тоже такой нежный. Стихотворения же есть у тебя некоторые, скажем, отрывистые, угловатые. К примеру, из последнего «черный слон», есть и свободные стихи. Почему такое расхождение?

— «Коммунальные квартиры» — исключение в моем творчестве. Остальные песни у меня такие же громкие, такие же резкие, такие же угловатые, как ты сказал, мне это слово понравилось. Они у меня немного декадентские. Но эта песня исключение, потому что она тихая.

Опять же, никаких ограничений нет. Я почувствую то, что я хочу написать стих две строчки или в одну строчку — я пишу. Почувствую, что меня к более-менее классическому тянет — я напишу такое. Захочу «коммунальные квартиры» написать — я напишу «коммунальные квартиры», где кошачье мяуканье, нежное, мягкое. Поэтому никаких ограничений быть не должно.

— Наверное, глупый немного вопрос такой, знаешь. Поэзия для тебя это хобби или все-таки что-то побольше?

— Это не хобби, ни в коем случае. Это не то, чем я занимаюсь в свободное время. Это именно часть меня, точнее, я часть моей поэзии. Движущая ее часть, так скажем, опорно-двигательного аппарата. Я есть у моей поэзии, а не она у меня.

— Не хотела издать свои стихотворения, какой-нибудь сборничек, распространить хотя бы даже между своими.

— Я этим очень горю. Эта идея теплится во мне, потому что как оформитель хочу себя попробовать. Помогала оформлять своим друзьям сборник и поняла, что это мое. Хочу это сама сделать для своего творчества. Но, все мы понимаем, насколько это дорого, это космические суммы.

— Чувства, эмоции, которые заложены в твоих стихотворениях. Они непосредственно твои? Создаешь ли ты лирическую героиню или героя или именно ты героиня своих стихотворений?

— Это и я, и мои лирические герои. Лирических героев у меня не счесть. Какие-то кочуют из стихотворения в стихотворение. Какие? Вы никогда не узнаете, потому что так должно быть.

Лирический герой — часть поэта, он его детище, кровь от плоти. И это всегда связано как-то с жизнью поэта. Поэтому да, это отчасти я, в большей части я, а лирический герой —доложившиеся персонажи, которые лишь помогают правильно интерпретировать. Возможно, ты когда читал, заметил то, что у меня очень много стихотворений от мужского лица написано. Я пишу в мужском роде, потому что я хочу, чтобы это было обращение к девушке от мужчины. Если я хочу, чтобы это было обращение от девушки к мужчине или от девушки к девушке, я пишу по-другому в соответствии с родами. Это всегда зависит от того, какой порыв мною движет. Исключительно от этого.

— Ты и твоя поэзия поменялись с того момента, как ты создала группу. Я заметил, что и слог изменился, и темы другие стали. Сейчас какие вопросы ты разрабатываешь в своей поэзии?

— «Черным слоном» я очертила уровень определенный, который прошла. Сейчас я вспомнила о том, что у меня много недоработанной прозы. Хочу заняться ей.

Совсем недавно, где-то примерно месяц назад, случился тяжелый инцидент. Если говорить вкратце: на пятом этаже на свою сожительницу бросился ее сожитель, шизик, и я ее защищала от него, дальше помогала ей от него уйти. И я приняла особое послание свыше, как будто бы я понимаю, что, если я разговариваю со вселенной, то ситуативно. Если что-то мне и хочет сказать мироздание, то только через ситуацию. Пришло некоторое понимание человека, принятие мироздания и человеколюбие всеобщее. Сейчас я занимаюсь тем, что принимаю весь мир окружающий со всеми его людьми, пытаюсь полюбить их всех, простить. На этом, я думаю, дальше будет развиваться мое творчество.

«Наш век хрустальный и невероятно хрупкий»: поэтесса Анель Милинская о современном искусстве, андеграунде и Ярославле

— Меня зацепило одно из твоих стихотворений, показалось интересным:

«эпитафия?
писать стихи на могилу при жизни
пошлость или необходимость?»

— «наверное, мне бы одного хотелось,
чтобы по мне не скорбили» ...

Как же я напугала своих друзей этим стихотворением!

— Я видел комментарии под записью.

— Там еще предисловие написано «зимой 2022 года, не стало малоизвестной ярославской поэтессы и ещё менее успешной певицы — Анель Милинской», чуть ли не даты жизни указаны. Мрачный такой юмор. Это был и перформанс, и просто мне захотелось сделать так. Я выкладывала пост ночью. Просыпаюсь от того, что наперебой мне звонят. Я вижу 15 пропущенных от разных людей: «О, господи, ты жива, что с тобой случилось? Ты дура так шутить», «Это не шутки, я поэтесса», и дальше трехэтажный мат, если не пятиэтажный. Друзья мои не все оценили этот перфоманс, мягко выражаясь, напугала их бедных. Но зато поняла, что, если как-то так произойдет, оно так всегда произойдет — все мы смертны. К счастью, я такую значимость имею, кому-то я дорога. Такое эгоистичное, приятное осознание, что кому-то ты здесь нужен.

— Это даже стихотворение не столько размышление о добровольном уходе из жизни. Если мы вернемся к Борису Рыжему, у него одно из известнейших его стихотворений «С антресолей достану „ТТ“» — размышление о том же, состояние выбора между смертью и жизнью пограничное. В итоге-то он говорит, что хочет остаться. Ты же будто наблюдаешь со стороны на уже гипотетически случившееся. Это такой вариант эскапизма или попытка примириться с неизбежным? Или еще что-то?

— Про попытку примириться с неизбежным я отсекаю сразу, потому что были в моей жизни периоды, когда я пыталась свести счеты с жизнью. Это был сложнейший период очень. Слава богу, я его преодолела, смогла найти в себе силы жить дальше. Но было, когда я закрывала глаза и думала, что все — это конец, я не проснусь. Это и есть финальная точка, точка невозврата. Не стану говорить то, что я смотрела в глаза смерти, но где-то рядом я ее чувствовала однозначно. Видимо, мироздание распорядилось по-другому. Раз я с тобой сижу здесь и разговариваю.

Я смотрю на то, что гипотетически случится. Я прекрасно понимаю, что все мы смертны, как бы это ни было кому-то неприятно, страшно. Ты можешь в любой момент вернуться и сделать как захочешь? Нет. Ты сейчас делаешь, ты должен успеть, поскольку есть срок отведенный. Это чувство, оно дает чувство жизни. Смерть дает жизнь. Как бы это ни была парадоксально.

Эпитафия — это действительно эпитафия. Мое пожелание всем тем, кто будет проходить мимо моего надгробия, всем тем, кто будет вспоминать меня.

Об интервью с бездомным и религии

— Давай поговорим о твоих интервью. В твоей группе есть интервью с бездомным. Начнем с него. Как тебе пришла эта идея? Почему именно с ним? Как ты его нашла?

— В какой-то момент я почувствовала у себя тягу к созданию интервью. Я подумала: а почему бы не взять интервью? У кого-то из своих знакомых, творческих людей? Это будет интересно не всем. Нужно начать с чего-то более точного, понятного. Я поняла, что есть такая тема, которая всех волнует, но все боятся к ней подойти — люди без определенного места жительства. Меня отговаривали все, говорили, они неадекватны, к ним не лезь, не заходи к ним, ничего у них не бери. А это те же люди. Моя основная цель была доказать, что те же самые люди.
С Ярославом мы встретились в тот момент, когда я думала, куда мне идти. У него очень ясные глаза, невероятно умные и невероятно грустные. Я поняла, что с этим человеком нам будет о чем поговорить. Он меня попросил купить ему пиво и «Роллтон». Я ему купила сразу и сказала: «Слушай, Ярослав, ты дашь интервью?» — «Слушай, я могу тебе вообще все рассказать. Здесь расскажу, вообще все объясню!» Мы друг друга сразу же поняли. И он мне рассказал, что не все так просто...

— Ты знаешь, у поэтессы из Петербурга, Елены Шварц, есть небольшие эссе, цитата оттуда: «Нечего брезгливо отмахиваться от этих слов — „черти“, „бесы“, повторяя все снова и снова старый грех высокомерия». Наверное, эта история как раз об этом. Ты не стала открещиваться от этого.

— Конечно. В жизни у меня часто бывала такая возможность договориться с удивительными людьми. И было у меня такое, что я заговорила с бомжом на улице, на остановке в мороз. Он мне рассказал, что у него два физико-математических высших образования. У него грамотно поставленная речь, богатая. Человек не утерял чистоты сознания, проживая даже в таких нечеловеческих условиях. Нам всем нужно еще у них поучиться, потому что сохранить человечность, когда ты живешь в теплой квартире, у тебя есть еда, есть источник дохода — это, конечно, сложно в наших реалиях, но полегче, чем сделать на улице, когда люди тебя сторонятся, и никто тебе даже руку не захочет протянуть. Сохранить эту человечность — это подвиг человеческой души.

— Согласен. Будут другие интервью?

— С бывшим наркоманом, который через рехаб прошел и уже пять лет не употребляет наркотики, но при этом он побывал в отвратительных состояниях и местах. Человек знает, что такое социальное дно и что такое пробить его и опуститься еще ниже. И интервью со священником. Два полярно разных.

— Немного о священнике, об этой теме религиозной. Я смотрю, у тебя еще и серьги с распятием. Твое отношение в религии, расскажи.

— Я считаю, что религия невероятно нужна в нашем мире, потому что ту почву под ногами, о которой мы говорили, ее могут достигнуть не все. Кто-то ее достигал и терял, и не знает, как к ней вернуться снова.

Как я сама к этому отношусь? Это все идет прежде всего из моей семьи. У нас в семье отношение к религии следующее: высшее, если что-то и есть, то это не физический персонаж, который следит, чтобы ты в пост не ел. Это личное восприятие, не претендует на истину. Если высшая сила и есть, то это какая-то чистая истина, высшая энергия. На энергии все держится, она никогда не исчезала и никогда не появлялась из ниоткуда. Она всегда переходит из одного в другое. Поэтому это высшая сила, разум, сознание, истинно чистое, что-то недосягаемое человеком, частью которого мы являемся. Бог, если более простым словом обозначить, то он есть в тебе, во мне, в траве, в асфальте, во всем. Бог окружает нас повсюду, и поэтому принять нужно все, потому что во всем есть высшая сила и истина.

— То есть у тебя больше такой философский подход к религии?

— Конечно, да-да-да. Поэтому распятие — это просто атрибутика. Это дополняет мой образ в данный момент. Я никого не пытаюсь оскорбить, если кто-то скажет: «Меня оскорбляет то, что ты надеваешь символ моей религии себе на уши» — «Извини, пожалуйста».

«Наш век хрустальный и невероятно хрупкий»: поэтесса Анель Милинская о современном искусстве, андеграунде и Ярославле

О провинции и творческих людях Ярославля

— Каково творить в провинции? Нас окружают серые панельки, недостроенные здания, покосившиеся стены, выбитые окна.

— Ну, слушай, в Москве, в Питере такого тоже достаточно. И даже если ходить по Ярославлю, можно ведь увидеть и другое. Во-первых, я безумно люблю Ярославль — это исключение, это такой феномен провинции прецедент. Это небольшой город, но при этом большое количество культурных мероприятий, количество инициативных людей, которые хотят поднимать уровень культурной жизни Ярославля. Творческих ребят у нас невероятно много, действительно уникальных, талантливых, которые творят что-то исключительно свое: уличные художники, не уличные художники, музыканты, очень много их.

Даже архитектура. Я люблю здания старые, куда я тебя привела изначально — Салтыкова-Щедрина. Моя любимая улица, дом с аркой, сад и так далее. Я в этом вижу вдохновение. Я знаю, что есть Брагино, оно по-своему вдохновляло. У меня есть стихи, написанные там. Поэтому можно найти везде все для себя.

— Действительно. Я часто замечаю и вижу периодически афиши тех же квартирников, встреч и всякого разного. Но доходит ли это до людей? Мне кажется, что доходит именно до таких же людей инициативных, творческих. Получается, что это такая маленькая группа в городе.

— Со стороны ты прав, это маленькая группа в городе. Не всем это интересно, не все хотят в такую среду окунаться. Не всем это близко. У кого-то в этом нет потребности.

Ребята стараются, расклеивают и раскидывают афиши своих мероприятий по городу в таких местах, где инициативные молодые ребята будут, которые могут это увидеть, оценить и прийти.

Кстати, такая тенденция: все больше и больше замечаем, что приходят люди именно с улицы. То есть взрослые люди за 40 лет семьями. Это невероятно круто. Видимо, у людей такая духовная потребность в чем-то нестандартно свежем, новом, именно прикоснуться к молодым ребятам, которые. У них еще куча жизненных сил, энергии — это притягивает, это безумно заряжает.

— Твое любимое место в городе?

— Улица Салтыкова-Щедрина и все прилегающее к ней. Этот магазинчик маленький, продуктовый. 17/18 по улице Чайковского. Уникальный абсолютно во всех отношениях — угловой, старый, как в нулевые. Дом с аркой, это аллея, это бульвар, на котором мы с тобой сейчас сидим, разговариваем. Вид с Ушинского университета. Это все мои родные места. Я здесь росла. И поэтому для меня это все родное, любимое, близкое. Также актерский поселок, с ним тоже очень много интересных, андеграундных воспоминаний.